Михаил Дудин. Вдогонку уплывающей по Неве льдине

Вдогонку уплывающей по Неве льдине

Разбитый на куски,
Как рафинад сырой и ноздреватый,
Под голубой Литейного пролет,
Размеренно раскачивая латы,
Шел по Неве с Дороги жизни лед.

И где-то там,
Невы посередине,
Я увидал с Литейного моста
На медленно качающейся льдине
Отчетливо
Подобие креста.

А льдина подплывала,
За быками
Перед мостом замедлила разбег.
Крестообразно
В стороны руками
Был в эту льдину впаян человек.

Нет, не солдат, убитый под Дубровкой
На окаянном «Невском пятачке»,
А мальчик,
По-мальчишески неловкий,
В ремесленном кургузом пиджачке.

Как он погиб на Ладоге,
Не знаю.
Был пулей сбит или замерз в метель.

. По всем морям,
Подтаявшая с краю,
Плывет его хрустальная постель.

Плывет под блеском всех ночных созвездий,
Как в колыбели,
На седой волне.
. Я видел мир.
Я полземли изъездил,
И время душу раскрывало мне.

Смеялись дети в Лондоне.
Плясали
В Антофагасте школьники.
А он
Все плыл и плыл в неведомые дали,
Как тихий стон
Сквозь материнский сон.

Землетрясенья встряхивали суши.
Вулканы притормаживали пыл.
Ревели бомбы.
И немели души.
А он в хрустальной колыбели плыл.

Моей душе покоя больше нету.
Всегда,
Везде,
Во сне и наяву,
Пока я жив,
Я с ним плыву по свету,
Сквозь память человечества плыву.

Источник

Текст песни Николай Копылов — Баллада о мальчике

Оригинальный текст и слова песни Баллада о мальчике:

Баллада о мальчике
Музыка: З.Раздолина Слова: Михаил Дудин

Был год сорок второй,
Меня шатало
От голода,
От горя,
От тоски.
Но шла весна —
Ей было горя мало
До этих бед нет дела у весны.

Разбитый на куски,
Как рафинад сырой и ноздреватый,
Под голубой Литейного пролет,
Размеренно раскачивая латы,
Шел по Неве с Дороги жизни лед.

И где-то там
Невы посередине,
Я увидал с Литейного моста
На медленно качающейся льдине —
Отчетливо
Подобие креста.

Всё ближе льдина подплывала,
Перед мостом замедлила разбег.
Крестообразно,
В стороны руками,
Был в эту льдину впаян человек.

Нет, не солдат, убитый под Дубровкой
На окаянном «Невском пятачке»,
А мальчик,
По-мальчишески неловкий,
В ремесленном кургузном пиджачке.

Как он погиб на Ладоге,
Не знаю.
Был пулей сбит или замерз в метель.

По всем морям,
Подтаявшая с краю,
Плывет его хрустальная постель.

Плывет под блеском всех ночных созвездий,
Как в колыбели,
На седой волне.

…Я видел мир,
Я полземли изъездил,
И время душу раскрывало мне.

Смеялись дети в Лондоне.
Плясали
В Антафагасте школьники.
А он
Все плыл и плыл в неведомые дали,
Как тихий стон
Сквозь материнский сон.

Землятресенья встряхивали суши.
Вулканы притормаживали пыл.
Ревели бомбы.
И немели души.
А он в хрустальной колыбели плыл.

Моей душе покоя больше нету.
Всегда,
Везде,
Во сне и наяву,
Пока я жив,
Я с ним плыву по свету,
Сквозь память человечеству плыву.

Перевод на русский или английский язык текста песни — Баллада о мальчике исполнителя Николай Копылов:

The Ballad of the boy
Music: Z.Razdolina Lyrics: Mikhail Dudin

He was forty-second year,
I staggered
From hunger,
From grief
From anguish.
But spring was —
She did not trouble
Before these troubles is not the case in the spring.

Broken into pieces,
As crude and refined spongy,
Under blue Foundry span,
Measured swinging armor
It was along the Neva River from the road of life ice.

And somewhere out there
Neva in the middle,
I saw from the Foundry Bridge
On slowly swinging an ice floe —
Distinctly
The similarity of the cross.

Closer floe swam,
Before the bridge slowed down the run.
Crosswise
The side arms
Was this floe soldered people.

No, not a soldier, who was killed at Dubrovka
On the Damned «Nevsky patch»
And boy,
Boyishly awkward,
The craft kurguznom jacket.

As he died in the Poconos,
I do not know.
He was hit by a bullet or cold in a blizzard.

For all seas,
Melted on the edge,
It Floating crystal bed.

Floating under the glitter of night constellations,
As in the cradle,
On a gray wave.

… I saw the world,
I traveled polzemli,
And the time has opened my soul.

Laughing children in London.
Dancing
In Antafagaste students.
And he
All swam and swam into the unknown distance,
As low moan
Through the mother sleep.

Earthquake shaken the land.
Volcanoes braked ardor.
Roared bomb.
And numb the soul.
He swam in a crystal cradle.

My soul rest longer present.
Always
Everywhere
Sleeping and waking,
While I am alive,
I swim with him around the world,
Through the memory of humanity floating.

Если нашли опечатку в тексте или переводе песни Баллада о мальчике, просим сообщить об этом в комментариях.

Источник

Поэзия подвига

Дорога жизни

Мертвым и живым героям Ладоги,
легендарной эпопее сверхчеловеческого мужества посвящаю.
Автор

— Сколько ленинградцев было эвакуировано через Ладогу?
— Миллион с лишним, в том числе тюрьма и дом умалишенных.
(Иа частного разговора с бывшим начальником
эвакопункта в Борисовой Гриве Л. А. Левиным).

Размышление о ящерице

Я не знаю, кожей или нервами,
Может, через камни и растения
Ощущают ящерицы первыми
Приближение землетрясения.

И скользят, как молнии зеленые,
Меж камней и меж корней от гибели
В место безопасное.
Каленые
Глыбы камня это часто видели.

Мальчики,
Не убивайте ящериц,
Вглядывайтесь в камни и растения.
Может, есть дороги настоящие
В этом мире без землетрясения.

А моя дорога жизни
Лавою
Пробиралась через лед по Ладоге.
Там мои друзья лежат, не плавают
И не видят ни снегов, ни радуги.

Я ведь тоже из породы ящериц
И судьбу сквозь жизнь несу похожую,
Чувствуя тревогу подходящую
Обожженной и промерзшей кожею.

Только я от гибели не бегаю,
Знаю я давно яснее ясного:
Не найдется среди света белого
Человеку места безопасного.

Сединой раздумий кудри выбели,
Перевороши воспоминания
И неси погибель
Смертной гибели
Жизнью
До последнего дыхания.

Разговор с водителем М. Твердохлебом

Плохо спится седым ветеранам,
До утра артиллерия бьет.
Снова Ладога скрыта туманом,
Снова ночь опустилась на лед.

Никуда нам от ночи не деться,
Старой памяти выпал черед,
Надо только вглядеться,
Вглядеться
Через прошлое наше вперед.

Ни друзей, ни себя не обидеть,
Отвечая за все головой.
Надо только увидеть,
Увидеть
Свет зари за чертой огневой.

Тот причал ледяной переправы,
Где кровавый кончается чад.
Что поделать:
Живущие правы,
А спасители жизни
Молчат.

В одиночку,
По братским могилам,
На чужой и родной стороне,
Под песком золотым
И под илом
На глубоком на ладожском дне.

Не надеясь опять на подмогу,
Как и в том, сорок первом году,
Надо снова пускаться в дорогу
Вечной жизни
По шаткому льду.

Еще время тревог не минуло
Над твоей и моею судьбой.
Снова Ладогу льдом затянуло
И за жизнь продолжается бой.

Глаза Л. Белоусова

Живет Герой Советского Союза
На старой Петроградской стороне
На пенсии,
Отяжелев от груза
Годов и славы, правильной вполне.

Он на протезах выбрался, хромая,
Из госпиталя.
Яростью грозя,
Глаза его глядели не мигая-
Не закрывались веками глаза.

Сгорели веки,
Мужеству,
Усилью
Предела нет.
И был переполох,
Когда он возвратился в эскадрилью
Как бог отмщенья,
Беспощадный бог.

Доверить истребитель инвалиду?
Доверили.
Поверили.
Пиши.
И крылья, поднимавшие обиду,
Как бы срастались с яростью души.

Об этом помнят небеса Гангута
И Ладоги седые облака,
Где поединка
Каждая минута
Была равна векам
Наверняка.

Что видит он?
Огня и крови реки,
Семирамиду в розовом саду,
Мор или мир?
. Спали мне, время, веки,
Дай разглядеть Победу и Беду!

Век сказок кончен.
Прошлое не троньте.
Бунтует у волшебника Сезам.
Мне надо знать:
Что там, на горизонте?
И нет ни сна, ни отдыха
Глазам.

Подводный свет

Не забыть мне зарниц Шлиссельбурга,
Батареи немецкой налет.
Зимней ночи косматая бурка
Опустилась на ладожский лед.

Но расстреляно рваное небо,
Полыньи от бомбежки дымят.
Пополненья
Снарядов
И хлеба
Дожидается твой Ленинград.

И машины идут сквозь торосы
И, по дифер в воде,
Тормозят,
Оплетенные цепью
Колеса
По торосам на ощупь скользят.

Ты стоишь у развилки дороги,
Указуя им путь фонарем,
И не сдвинуть
Примерзшие ноги,
Не согреться домашним огнем.

Где-то рядом снаряды ложатся
И на лед выступает вода.
Маша, Машенька!
Надо держаться
В этом крошеве мертвого льда.

Полоснуло,
Ударило.
Льдина
Под тобою встает на дыбы.
Маша, Машенька! Темная тина.
Валунов обнаженные лбы.

Ночь гремит соловьями в Кобоне
И плывет по молочной волне.
Где-то выпь одинокая стонет,
И мерещится
Разное мне.

Не звезда полуночная пляшет,
Отражаясь в накате волны,
Это машет фонариком
Маша
Из своей голубой глубины.

Вдогонку уплывающей по Неве льдине

Разбитый на куски,
Как рафинад сырой и ноздреватый,
Под голубой Литейного пролет,
Размеренно раскачивая латы,
Шел по Неве с Дороги жизни лед.

И где-то там,
Невы посередине,
Я увидал с Литейного моста
На медленно качающейся льдине
Отчетливо
Подобие креста.

А льдина подплывала,
За быками
Перед мостом замедлила разбег.
Крестообразно
В стороны руками
Был в эту льдину впаян человек.

Нет, не солдат, убитый под Дубровкой
На окаянном «Невском пятачке»,
А мальчик,
По-мальчишески неловкий,
В ремесленном кургузом пиджачке.

Как он погиб на Ладоге,
Не знаю.
Был пулей сбит или замерз в метель.

. По всем морям,
Подтаявшая с краю,
Плывет его хрустальная постель.

Плывет под блеском всех ночных созвездий,
Как в колыбели,
На седой волне.
. Я видел мир.
Я полземли изъездил,
И время душу раскрывало мне.

Смеялись дети в Лондоне.
Плясали
В Антофагасте школьники.
А он
Все плыл и плыл в неведомые дали,
Как тихий стон
Сквозь материнский сон.

Землетрясенья встряхивали суши.
Вулканы притормаживали пыл.
Ревели бомбы.
И немели души.
А он в хрустальной колыбели плыл.

Моей душе покоя больше нету.
Всегда,
Везде,
Во сне и наяву,
Пока я жив,
Я с ним плыву по свету,
Сквозь память человечества плыву.

Разговор с немецким писателем

Сквозь прицел оптических винтовок
Мы с тобой знакомились в упор.
Без дипломатических уловок
Начинаем новый разговор.

Ты сейчас сидишь в моей квартире.
Греешься у ровного огня.
Пьешь вино
И говоришь о мире,
Больше не прицелишься в меня.

Восстановлен Ленинград.
И Кельна
Колокольни на ветру гудят.
И тебе и мне сегодня больно
За моих и за твоих ребят.

Нет, мы не витаем в эмпиреях,
С лика века отмывая грим.
Фарисеи спорят о евреях,
Мы о Достоевском говорим.

О Добре и Зле.
А мир угарен.
Над Европой мутно и серо.
Я тебе, пожалуй, благодарен
За твое солдатское перо.

Что во имя жизни человека
Ты для человечества донес,
Пусть хоть небольшую,
Правду вена,
Только не на ближнего донос.

На плечах у нас
Одни вериги
И на шее одинаков жгут.
Мы с тобою сочиняем книги.
Что такое книги?
Книги жгут!

В кабаке портовом не без цели
Ночью надрывается тапер.
В Пушкина
Стреляют на дуэли.
Фучика
Подводят под топор.

Кто? Они? Нет, мы сегодня в силе
Отстоять спокойную зарю.
Сын Земли
И сын моей России,
Я с тобою, немец, говорю.

Мы солдаты.
Мы с тобой в ответе
За навоз Земли
И за Парнас.
Пусть на свете вырастают дети,
Мужественней
И достойней нас.

У костра на берегу Ладоги

Пусть горит да людям светит.
На содружество намек.
Может, кто-нибудь
Приметит,
Завернет на огонек.

Мрет народ
От этих тягот,
Чудом держится редут.
Сотни тысяч в землю лягут,
Ленинграда не сдадут.

Пробиралась та дорога,
Нашей верности слуга,
От порога
До порога,
Мимо логова врага.

День и ночь к нам шла подмога.
Хлеб и соль.
Тепло и свет.
На тебе лежит, дорога,
Нашей крови красный след.

А рыбак в удачу верит,
Мерит Ладогу веслом.
Низкий берег,
Плоский берег,
Золотой его излом.

Листопад,
Как шкура лисья,-
Под разбегом легких шин.
Мы с тобой, как эти листья,
Не бушуем,
А шуршим.

Что она в дороге встретит,
Я предвидеть не могу.
Пусть ей светит,
Светит,
Светит
Наш костер на берегу.

Слушая последние известия

Встают закаты и рассветы
У пограничной полосы.
Куда вы смотрите, поэты,
Предупредители грозы?

Спешат фельдъегери из штаба.
Ракеты в пульманы грузят.
Бедой вселенского масштаба
Седой беспечности грозят.

Беда крадется вдоль обочин,
Она минирует шоссе:
Ее расчет и прост и точен,
И планы выверены все.

Я шкурой собственною чую
Ее приход издалека.
Я говорю, а не врачую.
И нет покоя мне, пока

В последний раз

В последний раз во сне тревожном,
Перекосив от боли рот,
Я прокричу неосторожно
Свое последнее «Вперед!».

И ты запомни: я не умер,
Я в бой ушел в последний раз.
В солдатском сердце замер зуммер,
И с миром связь оборвалась.

Издание: Михаил Дудин. Время. М.: «Советская Россия», 1974.

Источник

Михаил Дудин — Вдогонку уплывающей по Неве льдине: Стих

Был год сорок второй,
Меня шатало
От голода,
От горя,
От тоски.
Но шла весна —
Ей было горя мало
До этих бед.

Разбитый на куски,
Как рафинад сырой и ноздреватый,
Под голубой Литейного пролет,
Размеренно раскачивая латы,
Шел по Неве с Дороги жизни лед.

И где-то там
Невы посередине,
Я увидал с Литейного моста
На медленно качающейся льдине —
Отчетливо
Подобие креста.

А льдинка подплывала,
За быками
Перед мостом замедлила разбег.
Крестообразно,
В стороны руками,
Был в эту льдину впаян человек.

Нет, не солдат, убитый под Дубровкой
На окаянном «Невском пятачке»,
А мальчик,
По-мальчишески неловкий,
В ремесленном кургузном пиджачке.

Как он погиб на Ладоге,
Не знаю.
Был пулей сбит или замерз в метель.

…По всем морям,
Подтаявшая с краю,
Плывет его хрустальная постель.

Плывет под блеском всех ночных созвездий,
Как в колыбели,
На седой волне.

…Я видел мир,
Я полземли изъездил,
И время душу раскрывало мне.

Смеялись дети в Лондоне.
Плясали
В Антафагасте школьники.
А он
Все плыл и плыл в неведомые дали,
Как тихий стон
Сквозь материнский сон.

Землятресенья встряхивали суши.
Вулканы притормаживали пыл.
Ревели бомбы.
И немели души.
А он в хрустальной колыбели плыл.

Моей душе покоя больше нету.
Всегда,
Везде,
Во сне и наяву,
Пока я жив,
Я с ним плыву по свету,
Сквозь память человечеству плыву.

Источник

Соловьи

О мертвых мы поговорим потом.
Смерть на войне обычна и сурова.
И все-таки мы воздух ловим ртом
При гибели товарищей. Ни слова

Не говорим. Не поднимая глаз,
В сырой земле выкапываем яму.
Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас
Остался только пепел, да упрямо

Обветренные скулы сведены.
Тристапятидесятый день войны.

Тут бесполезно было звать врачей,
Не дотянул бы он и до рассвета.
Он не нуждался в помощи ничьей.
Он умирал. И, понимая это,

Смотрел на нас и молча ждал конца,
И как-то улыбался неумело.
Загар сначала отошел с лица,
Потом оно, темнея, каменело.

Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней
Запри все чувства сразу на защелку.
Вот тут и появился соловей,
Несмело и томительно защелкал.

Потом сильней, входя в горячий пыл,
Как будто сразу вырвавшись из плена,
Как будто сразу обо всем забыл,
Высвистывая тонкие колена.

Мир раскрывался. Набухал росой.
Как будто бы еще едва означась,
Здесь рядом с нами возникал другой
В каком-то новом сочетанье качеств.

Как время, по траншеям тек песок.
К воде тянулись корни у обрыва,
И ландыш, приподнявшись на носок,
Заглядывал в воронку от разрыва.

Звенят стрижи. Малиновки поют.
И где-то возле, где-то рядом, рядом
Раскидан настороженный уют
Тяжелым громыхающим снарядом.

А мир гремит на сотни верст окрест,
Как будто смерти не бывало места,
Шумит неумолкающий оркестр,
И нет преград для этого оркестра.

Весь этот лес листом и корнем каждым,
Ни капли не сочувствуя беде,
С невероятной, яростною жаждой
Тянулся к солнцу, к жизни и к воде.

Да, это жизнь. Ее живые звенья,
Ее крутой, бурлящий водоем.
Мы, кажется, забыли на мгновенье
О друге умирающем своем.

Горячий луч последнего рассвета
Едва коснулся острого лица.
Он умирал. И, понимая это,
Смотрел на нас и молча ждал конца.

И сразу канул в омут тишины
Тристяпятидесятый день войны.

Он не дожил, не долюбил, не допил,
Не доучился, книг не дочитал.
Я был с ним рядом. Я в одном окопе,
Как он о Поле, о тебе мечтал.

И полетит письмо из этих мест
Туда, в Москву, на Зубовский проезд.

Пусть даже так. Потом просохнут слезы,
И не со мной, так с кем-нибудь вдвоем
У той поджигородовской березы
Ты всмотришься в зеленый водоем.

Пусть даже так. Потом родятся дети
Для подвигов, для песен, для любви.
Пусть их разбудят рано на рассвете
Томительные наши соловьи.

Источник